У блогера Евгения Додолева есть пост об оценке Сергеем Маковецким творчества о Серебренникова и Богомолова.
Они теперь у нас стали образцом дурного вкуса и бездарного переосмысления классики.
«Скажу честно, я не понимаю спектаклей Богомолова и Серебренникова.
Единственный спектакль, который мне когда-то понравился, это был «Пластилин» Кирилла Серебренникова. Больше меня ничто не вдохновило.
Я не понимаю, почему у Константина Богомолова Роза Хайруллина должна играть Лешу Карамазова? Хоть убейте меня. Это какие-то собственные комплексы?
Мне кажется, что все это уже давно было. Мальчики играли девочек, а девочки — мальчиков. Однажды даже покойный Петр Наумович Фоменко сказал:
«Все давно уже было, просто нас еще не было».
Я не понимаю театра, где ничего не происходит, а полчаса лежат и кашляют. А я должен на это смотреть (Прим. — имеется в виду спектакль Константина Богомолова «Волшебная гора» в Электротеатр Станиславский).
Я хочу сидеть в зрительном зале и сопереживать тому, что происходит на сцене. Я должен быть соучастником спектакля, а не сторонним наблюдателем и разгадывателем ребусов.
Или вот падают яйца с неба, а я думаю, сколько их еще упадет? Потом актер начинает их собирать, кстати, это был спектакль «Чайка», а я считаю, слава богу, осталось два яйца.
Это что — театр? Для меня — нет. Уверен, что у этих художников есть масса поклонников. На здоровье, смотрите».
Там же были некоторые комментарии. Интересен один:
Киевский публицист Татьяна Кроп тоже вступила в полемику:
Согласна с его мнением, но в спектакле "Дядя Ваня" Римаса Туминаса, в котором играл Маковецкий, тоже мало осталось от Чехова.
__________________
В этом комментарии сконцентрировалась вся суть нашей новой культурной жизни. И заключается она в том, что если ты позволяешь себе безответственное отношение к классике, к истории, к искусству вообще, позволяешь, полагая, что нашел нечто оригинальное и поражающее воображение уставшего зрителя вызовом и пощечиной, то будь уверен, твоему примеру последуют другие и уже без твоего пиетета и осторожного модернизма.
Чем пьесы, в которых играют наши известные артисты и которые ставят не менее известные режиссеры отличаются от спектаклей этих двух мастеров современной интерпретации искусства? Да ничем, кроме звучности имен и наработанной славой.
Ну нет таланта у Богомолова как у Люка Персеваля. Или попросту нет французского паспорта? В наше время отличить трудно, что вначале- национальная принадлежность, придающая звучность имени или талант.
Есть мера в вещах, говорили древние, но у нас эта мера давно потеряна. Никто не хочет ограничивать себя ни в чем. Каждый уверен, что чем больше немотивированной свободы, чем меньше комплексов, а вернее чести и совести, тем скорее придет к тебе слава и известность, тем больше будет нравиться публике.
И это от части правда. «Публика — дура!» — старинная русская актёрская поговорка, которая в принципе означает: если ты как-то «стратил» на сцене, забыл слова или неловко споткнулся — продолжай как ни в чём не бывало, публика решит, что так и надо.» Почему бы публике и не принять ошибку за естественное действие? Ведь она не знает, как правило, ни пьесы, ни текста. Но если эту пьесу еще и преподнесут ей как некое новое слово в искусстве, то и сомневаться не придется. А если что-то ее и шокирует, так никому не хочется простыть ретроградом и отсталым невеждой. Вот проходит на ура и пошлость, и цинизм, и вызов, и искажение принципов этики и эстетики.
Если публику не приучить к определенной форме, она скатится к поглощению любого зрелища без всякого анализа, как читает желтую прессу, как увлекается сплетнями об артистах, политиках и королях.
На то и существует искусство, чтобы эту публику воспитывать и поднимать ее над прозой жизни и цинизмом распущенного воображения. Но наши деятели этого самого искусства решили, что их задача — самовыражаться в самых крайних формах. Они переделали римскую сентенцию «что позволено Юпитеру, о не позволено быку» в новую: Все, что позволено Юпитеру, вдвойне позволено быку». И при этом считают наивное непонимание публики и ее молчание от страха заявить, что не понимают тонкостей искусства, за высшую для себя оценку.
Почему же наше искусство и особенно зрелищное театральное искусство так низко пало? А потому что делать подлинно высокое и умное искусство требует и от режиссера, и от актеров высокого мастерства и таланта. А где их взять, если целью является только слава и деньги. Деньги платят за разложение общества и цинизм, а славу раскручивают журналисты, столь же алчно жаждущие славы и денег.
Круг замкнулся. Как найти выход? Трудно сказать. Там, где крутятся большие деньги возможно все: и обезбашенные блогеры, снимающие издевательства над людьми, и отвязанные режиссеры, уверяющие всех, что это новое слово в искусстве.
Но где же сама публика, само общество? Когда-то публика была строгим судьей произведениям и их авторам. Проваливались оперы Верди. Проваливались симфонии Чайковского. Не принималась живопись импрессионистов.
Но проходило время, и то, что и в самом деле было новаторством, рожденным талантом и глубиной проникновения в музыкальную фразу или цветовую гамму, постепенно принималось и общественным мнением.
Может быть где-то такая публиука и есть, но она явно не у нас в России
Люк Персеваль, фламандский режиссер, художественный руководитель театра "Талия" в Гамбурге, постановщик экспериментальных версий "Дяди Вани", "Чайки", "Вишневого сада" и других произведений Чехова
"В России любят мои спектакли, ну а я люблю российскую публику. В Москве работает множество театров, и почти все постоянно полны зрителей. Это потрясающе. В России очень интересная - и уникальная - театральная аудитория. И, что самое приятное, зрители открыты всему новом, не зациклены на классике и за любое расширение рамок.
Например, я как-то привез во Францию очень радикальную сценическую адаптацию произведения Жана Расина. Французы нас чуть не убили! Говорили, что нельзя трогать Расина, что он - национальное достояние. Меня вроде до сих пор не пускают в эту страну!
А в России нормально представить "своего" Чехова. Главное - это эмоции. Если ты нарушаешь правила, но при этом трогаешь людей за живое, они вовсе не будут против.
Около десяти лет назад я представил в Санкт-Петербурге "Дядю Ваню". Д о сих пор встречаю в этом городе людей, которые говорят, что все еще помнят этот спектакль - причем в хорошем смысле!"
А почему бы и не вспоминать? Чехова-то там все равно нет, как не вспоминай. А Запад — это Запад. Он для нас всегда образец и кумир. Если режиссер фламандец, то его уже не осудят, как Серебренникова или Богомолова. Ведь сам Маковецкий посчитал за честь сниматься в таких спектаклях, лишь бы их ставили не россияне, а европейцы, хотя бы из Прибалтики.
Время не остановишь. Придется ждать, когда оно совершив круг, вернется к эстетике и этике, к красоте и честности.
Подробнее https://ansari75.livejournal.com/2138955.html?...