Летом мне случайно попалась ирландская книжка под названием «Ириска» [Toffee]. Название понравилось! Сара Кроссан [Sarah Crossan], думала я, имя незнакомое, плохо слежу за литературой Изумрудного острова. Жанр трудноопределимый, не совсем для тинейджеров, но и не young-adult. Да и сама главная героиня будто застряла между подростковым возрастом и юностью, неприкаянная маленькая беглянка, родной дом отверг, а чужой неизвестно, примет ли? Эллисон этакая эмигрантка в родной стране, вынужденная перебиваться случайными заработками (спойлер: делать уроки соседским школьникам) и пробавляться чем попало. Но, знаете, если бы спросили, о чём для меня «Ириска», каков её лейтмотив, я бы ответила: о том, как меняются люди, особенно дети, когда у них появляется кров. Пусть даже не семейный очаг, не home, не всем везёт, как говорится, а именно дом в прямом смысле. Четыре стены, крыша, пол, потолок. Постель. Не обязательно чистая, лишь бы прилечь, преклонить усталую голову. Чулан или шкаф, где можно прятаться. Кухня, где можно состряпать что-нибудь и поесть, и не спросят, зачем ты жрёшь, и не ударят. Приготовила и поела. Ванная, туалет, наконец! Элементарные удобства, а для кого-то далеко не элементарные.
Даже если в этом доме уже кто-то живёт...
Особенно если в этом доме кто-то живёт.
У меня такой мягкий матрас, я просто тону в нём.
Застиранные простыни
тонкие, как бумага.
На окнах не занавески – прозрачный тюль:
не спасает от света
уличных фонарей.
Не мой дом.
Не моя комната.
Не моя кровать.
Я не та, за кого себя выдаю.
И Марла – не та, кем себя считает.
О сосуществовании подростков и пожилых, больных, в том числе ментально, людей, написано немало. Хочется выделить, например, «Голоса травы» Трумана Капоте, «Пространство памяти» удивительной новозеландки Маргарет Махи. Кажется, Кроссан идёт по их стопам. Немыслимо богат мир Марлы, рассыпающийся мало-помалу, как старинный замок от ветра и ливней, и до страшного беден в сравнении с ним мир Эллисон, который, казалось бы, должен расти и разрастаться, плодотворные младые годы, юность самое счастливое время... ну да, наверное, когда тебя не бьют утюгом... Особенно тронуло, что повесть полностью написана обрывистыми, короткими строками, подчёркивающими хрупкость и истощённость неприкаянной девочки, мыслящей словно бы пунктиром. На пространные периоды сил не хватает:
– Что, бывают шоколадные снобы?
– Снобы бывают любые.
Сразу видят «чужих» —
подмечают,
что мы носим, что покупаем, едим
и вообще.
Сноб за секунду поймет, что ты не его
круга.
В аннотации гордо значилось: Белый стих – фирменный стиль автора. Вот как? Оказывается, это стихи?
В той же специфической манере написан и автобиографический роман именитой афроамериканки Жаклин Вудсон [Jacqueline Woodson] «Мечты темнокожей девочки» [Brown Girl Dreaming]. Между прочим, за эти мемуары писательница получила Национальную книжную премию США в 2014 году. По контрасту с «Ириской» сразу, кстати, становится понятно, почему история Джеки из Огайо, 1963 года рождения, обрела такое широкое признание. Она начинается с немаленького, хорошо разветвлённого генеалогического древа, эта история! Она не частный случай, а пока ещё небольшая, но уже значимая часть мозаики семьи, рода, исторического процесса, если угодно, самой географии страны. Я и мой Каштановый штат. Я и моя родина. Я и мои предки, я и мои соплеменники. Для маленькой Жаклин эти темы не пустой звук. Они насущны. А спросите ту же Эллисон про её предков, она вопроса не поймёт. Что за дело до предков, когда есть нечего?
Необычно и религиозное воспитание Джеки, её братьев и сестёр. Свидетели Иеговы ненавязчиво, но очень упорно педалируют веру в свою избранность:
– Мы избранные, – говорит бабушка. —
Всё, что мы делаем, – часть Божьего замысла.
Каждый наш вздох – это бесценный дар Бога.
И вообще всё, что мы имеем…
– Эти качели купил нам Папочка, – перебивает ее сестра, – а не Бог.
В ответ бабушка медленно произносит каждое слово, чтобы мы лучше усвоили этот важный урок:
– На деньги, которые он заработал. А силы, чтобы работать, дал ему Бог.
При этом дети быть избранными не всегда хотят. Например, им по соображениям набожности приходится проповедовать соседям, обходя их дома и разнося журналы «Сторожевая башня».
– Меня зовут Жаклин Вудсон. – У меня вдруг пересыхает в горле, пропадает голос, и я почти шепчу: – Я пришла, чтобы сообщить вам благую весть…
– И сколько же стоит твоя благая весть? – спрашивает старушка.
– Десять центов.
Под запретом школьная клятва верности флагу США, общие праздники, дни рожденья (у друзей тоже!), и даже выругаться по этому поводу, и ни по какому другому, нельзя. Вы избранные! Вы лучшие! Зачем вам день рождения, если перед вами вечная жизнь, которую ваши однокашники променяли на дурацкие именинные торты? А в классе есть такие верующие дети, что книг не читают никаких, кроме Библии. Семидесятые годы на дворе.
Потому что мы свидетели
Никакого Хеллоуина.
Никакого Рождества.
Никаких дней рождения.
Другие дети смеются, и когда мы выходим из класса, и когда привозят именинные кексы, а мы притворяемся, будто не замечаем шоколадную глазурь на них, будто не хотим потрогать разноцветную обсыпку и отправлять в рот крупинку за крупинкой.
Никаких голосований.
Никакой борьбы.
Никакого сквернословия.
Никаких войн.
Мы никогда не будем воевать.
Мы никогда не узнаем сладость именинного
кекса.
Мы никогда не узнаем ожесточения и ярости
битвы.
Но сами ограничения для Джеки – стимулы к их осмыслению, обсуждению и преодолению. А спросить гораздо более взрослую Ириску, за кого она собирается голосовать, хочет ли служить в армии? Для неё это как вопрос о расцветке гривы у небесного единорога, нечто, абсолютно оторванное от реальности... Мечты темнокожей девочки не втискиваются в рамки белого стиха. При этом автобиография потрясающе увлекательная, но насколько уместна условно поэтическая форма – вопрос открытый.
Подробнее https://fem-books.livejournal.com/2461980.html...
О стихопрозе или прозопоэзии
2024-10-18 23:57:09